Подъем в четыре утра, если хочешь принять теплый душ и успеть на медитацию к пяти. И так каждый день в течение трех недель. Я сама под этим подписалась — после года передвижений без остановки захотелось успокоения и оседлости в необычном контексте. Мне повезло: вскоре после отсылки запроса я получила гостевое место в одном из тайских буддистских монастырей. В самый разгар лета я «ушла в монастырь». Амаравати, объединяющий в себе ретритный центр и монастырь, — это своеобразное государство в государстве среди пшеничных полей в графстве Хартфордшир в полутора часах езды от Лондона. За внутренней тишиной сюда приезжают люди разных возрастов, социального положения, национальностей и профессий. И не только из Великобритании. Еще до того, как немецкий писатель Экхарт Толле стал автором бестселлера «Сила настоящего» (The Power of Now), собирающим на свои семинары тысячи людей, он посещал этот монастырь несколько раз. Приезжал, чтобы спросить совета у настоятеля Аджана Сумедо и понять, что же с ним произошло на скамейке в английском парке. Паломничество в буддистские ретритные центры (а их в Великобритании 15) объясняется частично тем, что люди разочаровываются в традиционных религиях и ищут новые формы принадлежности и философского осмысления жизни. Но, пожалуй, главная тенденция — это то, что с каждым годом вместе с постоянно нарастающим экологическим и экономико-политическим кризисом увеличивается и напряжение в наших собственных телах и головах. Поездки на курорт, занятия йогой в самых роскошных студиях или кросс-фит-марафоны уже не помогают. И тогда рождается желание уйти от суеты мира, найти отдых в себе вне зависимости от окружающих условий и обстоятельств. Спастись от страданий хотя бы временно. Интуитивно или от отчаяния нам хочется изменить нашу жизнь, самих себя и свое будущее. Научиться жить спокойно и в радости.

Многие люди приезжают в Амаравати регулярно, у всех свои причины и мотивы. Молодые и не совсем молодые справляются здесь с депрессией и одиночеством, залечивают разбитые от неудавшихся отношений сердца или больные желудки, вырастают из вины за заваленные экзамены в университете. Ищут общения с близкими по духу, отказываются курить и пить. Смиряются со смертью или предательством любимого человека, болезнями престарелых родителей или со своей собственной, так неизбежно приближающейся старостью. Платить за проживание в монастыре, в отличие от ретритного центра, не нужно. Гостям предлагается внести денежные пожертвования по своему усмотрению, если они желают и в состоянии это сделать.

Ранним утром и вечерами я участвовала в двух основных практиках: медитации сидя и песнопении сутр. Это учение Будды, пересказанное в поэтической форме на древнем языке пали, оно распевается в определенном ритме и традиционных интонациях. Постепенно обе эти практики помогают раздвинуть тесную и громко кричащую толпу постоянно появляющихся в моей голове мыслей. В мышлении образуется пространство, в которое пусть мимолетно, но все же приходят тишина и успокоение. Тому, кому повезет, относительно быстро может открыться вдохновенное, ясное понимание того, что представляет собою эта реальность. Именно этому учил Будда Гаутама — видеть причину наших ментальных и физических страданий и выходить из них естественным путем, осознанно.

Я следую инструкциям и стараюсь фокусировать свое внимание на дыхании. Мои плечи, колени и спина начинают кричать о том, что они хотят выйти из зала, где я мужественно сижу на полу в полулотосе. Я фокусирую внимание на каждом шаге, когда хожу по местным дорогам, усаженным высоченными, величественными деревьями. В эти моменты я становлюсь дышащим существом, потом — самим дыханием… Осознаю себя и свой опыт в каждую вспышку времени — не предаваясь воспоминаниям о прошлом или фантазиям о будущем. Понять и принять непостоянство, текучесть, неизбежную перемену событий, отпускать то, что уже не нужно, отжито, не приносит вдохновения и радости. Потому что в следующий момент меня ожидает новый опыт. Я открываюсь ему без страха или тревоги. Во мне рождается странное неописуемое словами чувство, некая уверенность в том, что все, что происходит со мной сейчас, — это самое лучшее, что вообще могло произойти. И тогда становится легче дышать…

Наверное, это и есть та сила настоящего, о которой писал Экхарт Толле. Такой подход к реальности современная психология стала использовать около 20 лет назад и назвала его mindfulness («осознанность»). В британском парламенте даже создана специальная комиссия, которая призвана популяризировать mindfulness в школах, госорганизациях и заодно — тренировать способность членов правительства принимать уравновешенные и адекватные решения в каждой конкретной ситуации. …Но в этот же момент включается мой рациональный ум.

Амаравати отличается от множества других монастырей тем, что в нем одновременно живут монахи и монахини, которых привлекла и вдохновила жизнь харизматичного основателя традиции тайских лесных монастырей, Аджана Чаа. Для меня было почти невероятным поверить в то, что среди, казалось бы, таких одинаково выглядящих безволосых мужчин и женщин есть бывшие ученые, психологи, политические аналитики, профессиональные танцоры, врачи, инженеры, бухгалтеры. Все они из разных стран, они разных возрастов, и у каждого из них своя история о том, почему он выбрал монашескую жизнь.

Внешне все выглядит чинно и достойно. Когда же я увидела, как во время обеда монахи, согласно установленному среди них старшинству, получают еду первыми, до монахинь, и как монахини не допускаются на дискурсы, проводимые приезжими учителями вместе с монахами, во мне все закипело и запротестовало. Гендерное неравенство каким-то необъяснимым образом передалось традицией из далекого времени прямо сюда, в XXI век, в современное западное общество. И именно это неравенство, которое не принято обсуждать на совместных встречах мужской и женской групп, служит причиной того, что некоторые из монахинь возвращаются к своей прежней мирской жизни. Правда, теперь они знают совершенно четко, как перепрыгивать через барьеры, воздвигаемые жизнью на их пути.

В монастыре не важно, кто я есть в большом мире. И потому мне легко отказаться от обычного образа самой себя и отдохнуть от него. Взамен у меня появляется чувство растворения и единства с большой многоязычной семьей. Мой дом сейчас здесь, он меня принимает, и мне в нем хорошо и спокойно. Все идет так, как нужно. Эта уверенность появилась благодаря ярким и запоминающимся своей насыщенностью беседам с одной из старших монахинь. Признанный во многих странах учитель медитации, бывшая врач по профессии, она показывает мне взволновавшие меня ситуации с совершенно другого ракурса. Я его вижу, принимаю. Нас сближает смех, ее отточенное английское чувство юмора, мое неприкрытое любопытство и готовность узнать как можно больше о буддистской психологии.

Так как монашеству работать не разрешается, монастырь существует сугубо за счет пожертвований еды, денег, чистящих средств, предметов обихода. Поразительно видеть, как целые семьи из Таиланда, Шри-Ланки, Малайзии или Непала собираются в просторной монастырской кухне и в короткое время уставляют длинные столы только что ими же приготовленными национальными блюдами. Таких яств невозможно найти ни в одном лондонском ресторане! Есть среди прихожан люди, которые привозят и готовят еду для монастыря уже 20 лет.

Четкий распорядок дня в общине почти не претерпевает изменений, за исключением нескольких дней в месяце, когда луна меняет свои фазы. Сразу же после утренней медитации, в 6:15, начинается выполнение утренних хозяйственных обязанностей: уборка жилых помещений, библиотеки, медитационных залов. После завтрака — более серьезная работа в течение нескольких часов, обычно это окраска стен, ремонт крыш, приготовление обеда, мытье посуды и полов. Никто никого не проверяет, не стоит над душой. Все основано на доверии и нашей совести. Вся работа тоже считается медитацией, поэтому важно концентрироваться на порученном задании, меньше болтать. Принимать пищу, согласно данным нами с самого начала приезда в монастырь пяти обещаниям, можно только в первой половине дня. Как ни старалась я о еде не думать, у меня все время сосало под ложечкой. Ни йогой, ни моими любимыми голосовыми практиками мне заниматься не пришлось, потому что другое обещание гласит о том, что мы должны соблюдать тишину, где бы мы ни оказались. Зато на кухне я провела много времени: помогала готовить, наводила порядок на полке со специями, мыла посуду и полы. Больше всего я напитывалась наблюдениями и короткими, как азбука Морзе, разговорами — такая яркая мозаика из человеческих судеб, историй, типажей и характеров.

Мне повезло попробовать разные виды монастырской работы, и самой необычной из них стала уборка главного медитационного зала. Теперь я знаю, какие звуки и запахи рождаются в храме в торжественное предрассветное время. Волнами набегающий звук огромного колокола. Звук босых ног, целующих холодные каменные плиты пола. Шарканье моей азиатской тонковолосой метлы, стирающей пыль времени. Мы тоже в какой-то момент превратимся в пыль, в прах, в пепел…

Возвращаться в большой мир было непросто и в то же время радостно. Мне хотелось поскорее проверить, смогу ли я следовать дисциплине и распорядку, к которым я уже привыкла в монастыре, и медитировать два раза в день. Убеждаюсь в том, что одной этому следовать сложно, но если каждый день напоминать себе, зачем мне это нужно, то потребность в тишине становится автоматической. А тишина сейчас повсюду представляет все большую роскошь.